Мир без границ и законов
Армен Асриян
«Спецназ России», №8, 2002.
Кризис, в который все более явственно погружается американская, а вслед за ней – и вся мировая экономика, породит в ближайшем будущем ряд проблем, выходящих за собственно экономические рамки. И одной из серьезнейших окажется состояние международного права. Точнее, зияющая пустота, образовавшаяся на месте международного права, практически уничтоженного за последние десять лет.
Когда Михаила Горбачева развели, как вокзального лоха, с «устным обещанием» о нерасширении НАТО на восток, это означало не только начало конца Советского Союза, как мировой державы. Гораздо серьезнее то, что с этого момента начался серьезный кризис во всей системе международного права. Впервые после долгого перерыва «приличные» государства наглядно продемонстрировали, что играть с ними можно только как с профессиональными шулерами. «Следите за руками…» И аргумент, что, мол, письменного-то договора нет, ничего не значил. Достаточно было создать прецедент – и немного спустя оказалось, что и письменные договоры можно нарушать так же легко. Вся история, допустим, с договором о противовоздушной обороне сводится к старой фразе: «Мое слово – я дал, я и взял…» Но здесь все как в бизнесе – репутация создается десятилетиями, а то и веками, а уничтожается одним махом – и необратимо. Хуже того – если правила нарушил один член сообщества, а остальные это проигнорировали (тем паче – одобрили), то с этого момента можно считать рухнувшими все правила, на которых сообщество держалось.
Право вообще имеет предельно простой житейский смысл – люди устанавливают систему правил, которые должны защитить остальных от всевластия обладателя самой большой дубинки. Как правило, и сам обладатель дубинки, если у него хватает здравого смысла, несмотря на недовольное ворчание, сопротивляется не очень активно – ведь рано или поздно наступит старость, придет новый альфа-самец, и тогда он сам окажется среди тех, кому нужна будет защита норм и обычаев.
Примерно из тех же соображений формировалось и право международное. С момента возникновения первых государств люди озаботились созданием базовых норм, на основе которых эти государства могли бы взаимодействовать между собой, не держа постоянно на границах полностью отмобилизованную армию в ежесекундном ожидании нападения соседей. Не случайно в древнейшем индоарийском пантеоне триаду верховных богов возглавлял бог клятв и договоров.
История Европы на протяжении последних двух веков без малого– с момента создания Священного Союза европейских монархов после победы над Наполеоном – представляла собой историю последовательного развития и расширения области применения права в межгосударственных отношениях. И не случайно каждая крупная война заканчивалась не только мирным договором, но и всеевропейским дипломатическим конгрессом, пытавшимся – с учетом опыта минувшей войны – выработать дополнительные нормы для снижения вероятности возникновения новых войн. Логическим завершением процесса было возникновение Лиги Наций после первой мировой войны и ООН – после второй. И если Лига Наций оказалась недостаточно действенным инструментом, то ООН продемонстрировала свою эффективность во время корейской войны в начале пятидесятых. Около миллиона китайских «добровольцев» (пятьдесят пехотных и двадцать артиллерийских дивизий), лучшие на тот момент в мире советские самолеты (практически вся авиация Забайкальского военного округа) плюс миллионная северокорейская армия – против этой военной машины американская армия вряд ли смогла бы выстоять в одиночку. Но по ооновскому мандату в Корее воевали войска десятка государств – и через три года стороны вернулись к исходным позициям. По сути, ООН санкционировала мини-мировую войну во имя сохранения статус кво. Именно благодаря корейской войне Союз и Штаты впредь старались не ввязываться в непосредственные столкновения, действуя через союзников, сателлитов, ограничивая свое участие в непрерывной пробе сил по всей планете финансированием, поставками оружия, отправкой специалистов, советников и инструкторов.
Послевоенное международное право, на страже которого стояла ООН, довела до логического завершения принцип невмешательства во внутренние дела государства. Период с 1945 по 1990 был временем практически полного торжества концепции государственного суверенитета. После вторжения в Югославию государственный суверенитет, как базовое понятие права, скончался.
Собственно говоря, немного напрягшись, американцев можно понять. Все поведение Соединенных Штатов в девяностые годы – это поведение подростка, неожиданно обнаружившего, что он оказался сильнее всех взрослых в округе, а полиция куда-то делась. Типовой такой голливудский сюжет. Здравого смысла – понять, что так будет не всегда – не хватило. Ну, откуда у подростка здравый смысл – одна гормональная буря. И люди принялись азартно крушить все нормы и установления, мешавшие полностью насладиться ролью хозяина жизни и смерти всех окружающих.
Никто не говорит, что старая система права была совершенна. Нет, к концу восьмидесятых мир был уже крайне озабочен коллизией, вытекавшей из главного, как тогда казалось, противоречия, содержащегося в системе – противоречия между принципом нерушимости послевоенных границ и правом наций на самоопределение. При недостаточной проработанности понятий – то же понятие «нации» до сих пор трактуется крайне произвольно – коллизия казалась неразрешимой. Но, как выяснилось, не эта мина была наиболее опасной. Гораздо опаснее для всей мировой системы оказался прецедент, созданный Нюрнбергским трибуналом. Концепция «преступлений против мира и человечества», как выяснилась, представляет гораздо большую опасность для принципа государственного суверенитета. Хотя бы потому, что «право наций на самоопределение» ничем не грозит мононациональным государствам, а против произвольных толкований «преступлений против мира человечества» не защищен никто.
До поры до времени эта коллизия не осознавалась просто потому, что негласно подразумевалось: определение того, что считать «преступлением против человечества», является прерогативой пяти великих держав – СССР, США, Китая, Великобритании и Франции, постоянных членов Совета ООН. Каждая из этих стран обладала правом вето, а взгляды на мир совпадали разве что у англичан и американцев. Благодаря этим постоянным разногласиям можно было надеяться, что консенсус по столь щекотливым вопросам возникнет только в исключительных и совершенно бесспорных случаях. Но мало ли что там подразумевалось! Нигде не записано, что, возникни ситуация с единственным сильнейшим, этот сильнейший не начнет решать в одиночку – где там преступление, а где – так, албанцы шалят…
А хоть бы и было записано! Трудно, что ли, еще на одну бумажку наплевать? Можно подумать, первая.
Никакие бессвязные речи о «гуманитарных катастрофах» и «гуманитарных интервенциях» абсолютно несостоятельны не потому, что противоречат той или иной идеологии, а просто в силу отсутствия внятных и четких юридических определений – что является «гуманитарной катастрофой», каковы критерии, по которым она распознается, кто правомочен выносить это определение, как должна выглядеть сама юридическая процедура, и т.д.
Строго говоря, до поры до времени юридический базис даже не требовался – все прекрасно понимали, что речь идет исключительно о власти Штатов над миром, и никакие бумажки тут ничего не изменят. И смысла нет париться. Понадобится американцам – через любую бумажку переступят. Но дело в том, что власть эта базировалась не только и не столько на военной, сколько на финансовой мощи. Мир не столько склонился перед силой оружия, сколько согласился изображать циркового медведя – пока за каждый трюк неукоснительно выдается кусочек сахарку. Штатов слушаются, пока Штаты башляют. И пока они башляют, существует какой-никакой порядок. Подлый, грязный, трудно выносимый для любого, сохранившего внутреннее достоинство, но, по крайности, понятный. Нет, и здесь у Штатов начали возникать проблемы – и именно на том самом месте, на котором они так славно порезвились сами. Возникновение Гаагского трибунала прошло строго по американским рецептам – непонятно, на какой основе, непонятно, что ему подсудно и почему – но ведь башляют! Или, по крайней мере, обещают. Пообещали Коштунице бабок отсыпать – получите Милошевича. Судите, как знаете. По-хорошему это дело называется «внесудебная расправа» но кому какая разница, если бабки есть? И планы создания уже постоянно действующего трибунала заставляют нервничать уже сами Штаты, которые требуют неподсудности своих граждан. Какая неожиданность – оказывается, и другие могут башлять!
И уже совершенно непонятно, кто мешает, допустим, Палестине, Ираку и какому-нибудь, к примеру, Судану собрать свой «международный трибунал», вынести приговор и объявить награду за головы тех же американского президента и израильского премьера? Чем такой трибунал будет менее правомочен, чем Гаагский? Если, конечно, не рассматривать аргумент «бомбами закидаем». Аргумент, безусловно, веский, но, согласитесь, совершенно неправовой.
Но все это пока умозрительные спекуляции. Гораздо интереснее и актуальнее другой вопрос – а что случится, если башлять перестанут? И этот вопрос совершенно не спекулятивен.
Можно сколько угодно игнорировать финансовый кризис, уверяя себя и весь мир, что «все хорошо, прекрасная маркиза». Сам кризис в этом уверить не удастся. Человек, демонстрирующий самообладание и улыбку ковбоя Мальборо перед лицом надвигающегося оползня, будет им завален – хотя мог бы попытаться спастись, если бы не старался «сделать морду перед зрителями». Американцы все еще «делают морду» – и с каждым днем пропасть, в которую им предстоит свалиться, делается все глубже. Но кроме всего прочего, когда все разразится наглядно и очевидно, им придется перестать башлять вовне. Избиратели просто линчуют президента, который попытается пожертвовать кому-либо хоть цент во время кризиса. Что тогда будет с миром?
Что будет с тем же Афганистаном – где талибы, сбрив бороды и переодевшись простыми дикими пуштунами, ждут обещанных миллиардов? И даже их ожидание не мешает периодически отрядам разных командиров устраивать разборки с применением танков и артиллерии? Сколько часов продлится там мир и продержится режим Карзая, когда станет окончательно ясно, что бабок не будет?
Что произойдет на Ближнем Востоке, когда и Израиль, и палестинцы лишатся внешней финансовой подпитки?
Что произойдет с Турцией, доставшей абсолютно всех соседей, но содержащей мощную современную армию только благодаря тому, что практически все ее военные расходы оплачиваются из американского бюджета? Напомним – государственного суверенитета, как сдерживающего фактора, больше не существует.
Что остановит ядерную войну между Индией и Пакистаном, когда международные экономические санкции превратятся в пустой звук?
Кто вообще сможет помешать любым двум странам оккупировать третью, создав предварительно двусторонний «международный суд» и признав правительство этой третьей страны виновным в «преступлениях против мира и человечества»? Ну, максимум, поднапрягутся, какие-никакие доказательства «этнических чисток» схимичат. За югославской эпопеей все следили, как «доказательства» фабриковать, уже обучены…
Кроме всего прочего, недавно возник Африканский Союз. Организация Африканского Единства, основная функция которого заключалась в поддержке «антиколониальных движений» на советские и американские деньги, распущена. Колоний в Африке больше нет. Сейчас главная цель африканских стран заключается в выбивании из западных стран бабок за их историческую вину перед угнетенными неграми. Для этого понадобилась другая организация.
Правда, инициатор идеи – Муаммар Каддафи – имел в виду совсем другое. Он хотел создать африканский аналог Евросоюза – без таможенных барьеров, с единой валютой, единым парламентом, единым судом и даже единой армией. Но мало ли что там этому ливийцу в голову взбредет! Ему хорошо, у него нефти много. Так что представители Черной Африки деньги на организационные мероприятия у Каддафи взяли, но все его идеи благополучно похоронили, решив поставить объединение исключительно на службу любимому африканскому занятию – выклянчиванию и выколачиванию бабок из бывших колонизаторов. Обсуждается только размер «репараций» – на десятки или на сотни триллионов предъявлять счета.
Вообще, история паразитизма Черной Африки на европейском комплексе вины – это отдельная песня. В конце шестидесятых – начале семидесятых среди ведущих экономистов стран Экваториальной Африки (да-да, есть там и экономисты, и даже «ведущие», все как у взрослых) – так вот, среди этих самых «ведущих» шла бурная дискуссия. Сводилась она к одному вопросу. Европейцы, конечно, по гроб жизни перед нами виноваты, так что должны нас кормить-поить, учить-лечить… Но ведь у нас же из-за постоянного потока гуманитарной помощи своя экономика не развивается! Ленимся мы работать, когда халява сама прет! Так что же делать? Должны европейские страны продолжать нам помогать, или нет? Дискуссия продлилась едва не десять лет, являясь на протяжении всего этого времени основным занятием (и, разумеется, основной кормушкой) чуть ли не сотни «ведущих». Закончилась полным единодушием участников, пришедших к совершенно предсказуемому выводу. Европейцы, конечно, во всем виноваты, так что башлять обязаны и впредь. Но башлять таким образом, чтобы и поток халявы не иссякал, и экономика у нас развивалась. А как этого добиться – их проблемы. Они же виноваты!
Причем сами европейцы все еще поддерживают эти иждивенческие настроения. Английский премьер Тони Блэр, комментируя возникновение новой африканской структуры, объявил, что «ужасающие неудачи Запада в африканских делах – потрясение и позор для нашей цивилизации». Действительно, так и не сумели выработать правильный механизм башляния – чтобы и диктаторы не разворовывали, и экономика развивалась, и вообще… Позор и потрясение, конечно…
Вот только что будет в Африке, когда выяснится, что не только ни о каких новых триллионах речи быть не может, но и старая халява закончилась? Во всяком случае, ясно одно – всех оставшихся белых придется во избежание поголовной резни срочно вывозить со всего континента – как вывозили в 1960 из Бельгийского Конго, нынешнего Заира. А что там будет происходить дальше, после эвакуации белого населения? Трудно вообразить, если уже сегодня почти половина африканских государств пребывает в состоянии войны друг с другом, а едва ли не вся оставшаяся половина – в состоянии гражданской войны.
Мы оказались на пороге интереснейшего исторического промежутка – после исчезновения финансовых инструментов внешней политики мир впервые после эпохи «варварских королевств» окажется полностью лишен системы международного права. Все придется начинать с самого начала. Наверное, на уровне личных встреч президентов, когда доверие к тем или иным договоренностям будет основываться исключительно на доверии к личности собеседника. И при смене власти все надо будет начинать сначала. Внешняя политика на уровне: «Ты меня уважаешь?» Что поделать. С этого все начиналось тысячи лет назад. С этого придется начинать опять. Будем надеяться, что повторение пройденного пути займет у нас на этот раз меньше тысячи лет.
