Контекст и интертекст: жестокие игры
Когда смотришь советский фильм «Пеппи Длинныйчулок» после «Типа крутых легавых», городок, куда приезжает Пеппи, вызывает сильнейшие ассоциации с лучшей деревней года. Правда, если в Сэнфорде появился только один чужак – Николас Энджел, то шведский городок подвергается прямо-таки нашествию чужаков: Пеппи с лошадью, два жулика и директор цирка со своим цирком. Всё же в обоих случаях пришельцы после разных потрясений интегрируются в систему, изменяя ее к лучшему.
Песенка Пеппи о вранье, написанная Юлием Кимом, неожиданно дает отсылку к пражской дефенестрации, с которой началась Тридцатилетняя война:
Вы откуда знаете,
Что это болтовня?
Вы же не бываете,
Где бываю я!
А вдруг в самом деле
В городе Дели
Мартышки съели
Все эскимо?
А вдруг и правда
В городе Прага
Входят через двери,
А выходят в окно?
Так что не только Лемони Сникет интересовался темой. Замкнутое пространство советского фильма создает ощущение, что это игрушечный кукольный мир, выдаваемый за настоящий. И это тогда, когда в настоящем мире готовилась самая большая геополитическая катастрофа ХХ века. Человек играющий оказывается трагической метафорой позднесоветской культуры.
