Украинские фейки войны Z
Распространение фейков в Интернете подчиняется закономерностям распространения городских легенд. Начало активной фазы военной операции на Украине в феврале 2022 года привело к активизации антирусской пропаганды в соцсетях и превращению ряда их них, как фейсбук, в инструмент полноценной информационной войны против России. Проанализируем ряд фейков этого периода с позиций культурной антропологии.
Как указывают авторы книги «Опасные советские вещи», в культурной антропологии интерес к городским легендам возник довольно поздно. Только в ХХ веке эту разновидность устного народного творчества выделили в отдельный жанр и стали изучать с применением методологии исследования фольклора. Полученные таким образом результаты широко применяются последние 20 лет, в период широкого распространения Интернета. Закономерности распространения фейков, когнитивные особенности их восприятия совпадают с таковыми у городских легенд как фольклорного жанра. Рассмотрим их ближе.
Статистический анализ, проведенный 2017 году исследователями из Массачусетского технологического университета (Соруш Возоши, Деб Рой и Синин Арал), показал: для того чтобы дойти до 1500 пользователей, настоящим новостям требуется примерно в шесть раз больше времени, чем фейковым. И в двадцать раз быстрее фейковые новости дойдут до десятой по «глубине» цепочки ретвитов. В целом у фейковой новости шанс быть перепощенной на 70 % процентов выше, чем у настоящей. При этом наибольшей скоростью распространения и проникающей способностью обладают фейковые новости на политические темы или связанные с темой катастроф. В чем причина такого быстрого распространения фейков?
Как показывает анализ, фейки распространяются в среде, участники которой не знакомы лично, коллективная общность отсутствует или слабо развита, чувствовать себя в безопасности внутри группы очень сложно. Поэтому фейк действует как городская легенда, выполняя соответствующие функции.
Городская легенда – это фактически ложная, но правдоподобная для рассказчика история, действие которой разворачивается в настоящем, в недалеком прошлом или в недалеком будущем, в привычных для аудитории реалиях. Городская легенда – это тот же слух, только развернутый в небольшой рассказ.
Специфика городской легенды заключается в том, что она живет в городской среде, где личные связи ослаблены, коллективное «мы» формируется очень долго. В селе все друг друга знают, человек предвидит реакцию односельчан и не ждет опасности изнутри коллектива, поэтому традиционные фольклорные формы описывают столкновение человека с опасностью от чужого, стоящего вне коллектива. В городе постоянно появляются новые люди, коллектив принципиально текучий и изменчивый, микрообщности складываются с трудом. Поэтому городская легенда описывает опасность, исходящую от членов самого городского коллектива.
Эта специфическая черта бытования в больших коллективах при отсутствии личных связей между его членами служит основанием для рассмотрения фейковых новостей в интернете как разновидности городских легенд.
Фейки, как и городские легенды, можно анализировать с помощью миметического подхода. Миметический подход утверждает, что информация, упакованная в вид мемов (картинок, историй, микросюжетов), распространяется в информационном пространстве, как вирус в популяции.
Миметический подход изложил американский фольклорист Билл Эллис в 2003 году в книге «Пришельцы, призраки и культы: легенды, которыми мы живем». Автор уподобил городские легенды «вирусам сознания» (mind viruses), а культуру того или иного сообщества – информационной системе, которую этот «вирус» захватывает.
Вирус городской легенды, согласно концепции Билла Эллиса, сначала распространяется взрывообразно, а потом «зараженная» им социальная группа начинает вырабатывать «антитела» – фольклорные тексты, опровергающие или высмеивающие легенду, или «антилегенды». Сама же легенда (как и биологический вирус), столкнувшись с такими контратаками, выбирает то, что биологи называют «стабильной эволюционной стратегией», то есть продолжает свое существование в формах, защищающих ее от возможных нападок.
Психологи из университетов Стэнфорда и Дьюка Крис Белл, Чип Хит и Эмили Стенберг задались вопросом: почему фейки, так часто становятся успешными среди своих носителей? Авторы пришли к выводу, что фейки не отражают эмоции людей по какому-либо поводу, а наоборот, их продуцируют, причем как положительные эмоции, так и отрицательные. Продуцирование сильных эмоций помогает фейку пройти эмоциональный эволюционный отбор, поскольку это способствуют образованию социальной связи между людьми, которые эти эмоции разделяют.
Помимо роли социального клея фейки конкретизируют опасность, что также сплачивает коллектив, но ценой создания моральной паники. В ситуации моральной паники фейки становятся опасны и провоцируют насилие.
Моральная паника – это формирование в обществе морального консенсуса по поводу источника опасности, грозящего обществу. Для предупреждения друг друга о новой угрозе члены сообщества активно обмениваются фейками, вызывающими одинаковые эмоции – положительные по отношению к своим, отрицательные по отношению к чужим. Таким образом достигается согласие по поводу источника тревоги.
Тревога – естественное для человека и общества состояние. В тревоге проявляется неполное владение информацией, неспособность владеть ситуацией и предотвращать угрозы. Если угроза не исчезает, опасность не уходит, то тревога нарастает и общество ищет способы от нее избавиться. Одним из таких способов является конкретизация тревоги в каком-то осязаемом представимом образе. На этом образе и фокусируется моральная паника.
Моральная паника не способствует выяснению реальных причин тех или иных социальных проблем. Вместо этого энергия общества направляется на борьбу с девиантом – воображаемым врагом.
Понятие моральной паники в 1970‐х годах впервые было использовано социологом Стивеном Коэном, который изучал страхи английского общества по поводу молодежных группировок модов и рокеров (Mods и Rockers). Агентом моральной паники, с точки зрения Коэна, стали британские СМИ — именно они рассказывали обывателям о том, как опасны молодежные субкультуры. Однако провоцировать моральную панику могут не только СМИ.
Социологи Эрик Гуд и Найман Бен-Йегуда выделили три типа агентов, которые могут спровоцировать моральную панику. Это массы, элиты и заинтересованные группы.
Первая модель, низовая (grassroots model) предполагает, что моральная паника идет «снизу вверх» и возникает спонтанно как ответ на некоторый социальный стресс. Сначала страх перед реальной или воображаемой угрозой находит выражение в легендах и слухах, и только затем в дело вступают медиа, роль которых, по мнению теоретиков «низовой модели», вторична: они «только усиливают пламя, но не зажигают огонь».
Во второй, элитистской модели (the elite-engineered model) паника является результатом целенаправленных и вполне сознательных действий политической элиты, которая нуждается в создании мнимой угрозы для отвлечения общества от реальных социальных проблем, решение которых может угрожать ее интересам. Успех паники обеспечивается тем, что элита располагает мощными ресурсами в виде ведущих СМИ и государственных институтов. Эта модель исходит из представлений о всемогуществе элит и тотальной манипулируемости аудитории.
В третьей модели (interest group model) паника исходит от различных заинтересованных групп, в роли которых выступают различные профессиональные ассоциации, ангажированные журналисты, религиозные группы, общественные движения, образовательные институты и т. п. Распространяя пугающие истории о воображаемой угрозе, активисты заинтересованной группы пытаются привлечь внимание общества к проблеме, в реальность которой они искренне верят. При этом успешное продвижение моральной повестки автоматически влечет за собой повышение символического статуса и материального положения заинтересованной группы.
Гуд и Бен-Йегуда полагают, что «низовая модель» является необходимым условием для возникновения моральной паники, поскольку ни политики, ни медиа, ни общественные активисты не могут сформировать ощущение угрозы там, где его изначально не было.
С другой стороны, эти массовые страхи и тревоги обычно остаются довольно неясными и смутными без действий политиков, журналистов и общественных активистов, которые их публично артикулируют. Таким образом, «grassroots обеспечивают топливо для моральной паники, активисты отвечают за ее фокус, интенсивность и направление», а элиты могут использовать ее в своих интересах.
Таким образом, фейки в сети распространяются, как и городские легенды в городской среде, выполняя их основные функции: поддерживать эмоциональную сплоченность несвязанного коллектива и конкретизировать опасность, реальную или мнимую, грозящую этому коллективу, выражая или провоцируя моральную панику.
Рассмотрим украинские информационные фейки, возникшие в информационном пространстве после дня Z (22 февраля 2022 года).
Фейки первых дней активной фазы войны с Украиной проанализировал Сергей Сигачёв, блоггер, исследователь, автор нескольких интернет-проектов в кириллическом секторе Интернета:
«Зашел вчера в ФБ и поразился настоящему валу прямой антироссийской рекламы, которая полилась среди обычных сообщений. Причем ею занято примерно 2/3 возможных слотов – т.е. делается это явно централизованно.
Первые две картинки на рефлексе пометил «дезинформация» — но потом осознал, что это бессмысленно, в силу её невероятной концентрации. Поэтому просто стал листать и через некоторое время заметил закономерность: вся она чётко делится на четыре функциональных потока. Условно назовем их (1) «ПУГАЛКА» (создание финансовой паники), (2) «ОТ ВАС СКРЫВАЮТ» (от вас скрывают истинные сведения!), (3) «НЕ ПУСКАЙ» (не пускай детей на войну!) и (4) «НА УЛИЦУ!» (выходите протестовать против режима!). Реклама военного времени использует существующие бренды в заголовках и иногда маскируется под коммерческую (BigFood, Стройинструмент).
Причём создатели текстов откровенно палятся, употребляя непривычное и нестандартное для русского текста сочетание «в Украине». Это сразу же выдает их создателей, как говорится, «с ушами». И только после 22.00 я заметил первые рекламные слоты с употреблением «НА Украине». Видимо, в лабораторию фейков пришёл какой-то более-менее грамотный начальник и ужаснулся поделкам, приказав более грамотно мимикрировать под классический русский язык».
Проведем структурно-функциональный анализ этих четырех групп фейков. В первую очередь нужно сказать, что направлены они все на российскую аудиторию: их язык русский, они описывают реалии современной российской жизни, сфокусированы на событиях, которые волнуют россиян прямо сейчас. Таким образом, речь идет о россиянах. Далее, в ситуации войны Z речь не идет о низовом варианте моральной паники, когда некие структуры выражают настроение народа. Эти структуры находятся не в России, а занимаются пропагандой в целях воюющей стороны, то есть мы имеем дело с моральной паникой, которую насаждают власти другой страны в стане противника. Теперь рассмотрим какие эмоции должны пробуждаться и как конкретизируется опасность в каждом случае.
Первая тематическая группа фейков описывает грядущее ухудшение экономической ситуации и экономическую катастрофу в результате санкций и как следствие – падение уровня жизни в военный период. Цель этих фейков – усилить общую тревожность и вызвать страх за свое благополучие. Опасность, вызывающая тревогу, конкретизируется в виде российского правительства, российских властных структур, конкретно Президента России. Цель этих фейков – показать, что российское руководство обрекает свой народ на экономическую катастрофу, не заслуживает доверия и представляет угрозу. Промежуточная цель, но очень важная в контексте идущей войны, – спровоцировать низовую моральную панику, которая приведет к усилению агрессии, эскалации насилия и государственному перевороту в России. Такой сценарий поможет выиграть войну. Исторически именно он был реализован в Первую мировую.
Вторая группа фейков направлена на создание впечатления, что информация, предоставляемая российскими военными, журналистами, властями, не соответствует действительности. В них рассказывается и визуально демонстрируется, что на самом деле потери армии намного выше, имели место локальные и масштабные поражения и катастрофы, о которых власти не информируют людей. Эмоции, которые они должны вызывать, это страх, недоверие, ненависть, тревога. Цель этих фейков также заключается в том, чтобы вызвать моральную панику, спровоцировать насилие в адрес российских элит, оставить страну в решающий момент военного противостояния без управления. Если первый тип фейков эксплуатирует эгоистические интересы человека, его заботу о завтрашнем дне и о своих близких, то второй тип фейков направлен на людей, которые интересуются не только собственными доходами, а пытаются разобраться в ситуации.
Особой целевой аудиторией фейков войны Z стали матери военных. Именно на них направлены фейки третьей группы, которые не просто внушают эмоции, но провоцируют на конкретные действия – «не пускай детей на войну!» В этих фейках рассказывается о том, как российские военные попадают в плен на Украине, сострадательные украинцы дают им телефоны позвонить домой матерям, они звонят и рассказывают, что они в плену и просят их забрать домой. Хотя российские официальные лица неоднократно заявляли, что на Украине воюют контрактники, призывники остаются в местах дислокации своих частей на территории РФ, в условиях военного времени тревожность повышается, а страх за родных может отключить способность мыслить критически. Этот тип фейков транслирует эмоцию ужаса, страха, уныния, горя, паники. Опасность конкретизируется снова в виде российского руководства, высшего командного состава армии, российского правительства. Эта манипуляция чувствами матерей должна спровоцировать максимально сильные эмоции и привести к всплеску насилия в адрес обрисованной в фейках опасности – российского руководства.
Четвертый тип фейков – наиболее операциональный. Эти фальшивые новости рассказывают о массовых протестах и одиночных пикетах против российских властей, о финансовых пожертвованиях, которые известные российские артисты переводят в адрес украинской армии, также приводятся постоянные призывы и высказывания реальных и выдуманных деятелей науки и культуры против решения Президента РФ Владимира Путина, против спецоперации на Украине, в поддержку украинской армии. В этой группе фейков транслируется эмоция возмущения, ненависти, собственной исключительности, которой угрожают события текущего времени. В этой стратегии аудитории внушается мысль, что пришел момент выйти на улицы и свергнуть власть, которая представляет собой опасность для всего цивилизованного мира, для социальной группы, к которой принадлежит адресат, для него лично и для его благополучия.
Таким образом, все четыре группы фейков в первые дни спецоперации на Украине направлены на то, чтобы спровоцировать низовую моральную панику, транслируя и усиливая эмоцию страха. Опасность, угрожающая целевой аудитории – разным социальным группам россиян – во всех фейках конкретизируется в виде российского правительства, руководства армии и страны, то есть демонстрируется, что враг находится в самом обществе. Использование фейков направлено на конкретное действие – свержение правительства, или как минимум дестабилизацию обстановки в стране, эскалацию насилия, рост тревожности, которые послужат основанием для низовой моральной паники в будущем.
Борьба с распространением фейков возможна в двух направлениях: во-первых, целенаправленные усилия спецслужб по определению источников трансляции и блокировка их деятельности, во-вторых, самозащита целевой аудитории от манипуляций. На этом втором пункте хотелось бы остановиться подробнее.
Каждый пользователь интернета читает ленту и встречается с фейками, содержание и количество которых зависит от подбора источников и от того, в какую целевую группу он входит. Каждый россиянин сталкивается с антирусской пропагандой в виде фейков и задается вопросом, как этому противодействовать. Здесь возможны два пути: цифровая филология и культурно-антропологический анализ.
Цифровая филология, или искусство медленного чтения – это метод, предложенный основателем микроистории Карло Гинзбургом. Искусство медленного чтения – это анализ текстов, встреченных в интернете, на логические противоречия и фактические несоответствия. Это сложный и долгий путь. Он требует некоторой подготовки и в первую очередь спокойствия, которое сложно обрести в обстановке нагнетаемой тревожности. Безусловно, у цифровой филологии есть будущее, как полагает Гинзбург, но она не может практиковаться широко. Так, применительно к текущей войне было замечено, что украинцы настолько не интересовались ситуацией в Донбассе, что легко принимают фотографии донбасских городов, разрушенных украинской артиллерией в 2014 году, за фотографии украинских городов, якобы уничтоженных русской армией в 2022 году. Также, например, в украинской пропаганде, как было указано, использовалось нехарактерное для русской речи словосочетание «в Украине», которое стало за последние годы маркером антирусского украинца, и было перенесено пропагандистами на российскую целевую аудиторию без коррекции. Итак, чтобы практиковать цифровую филологию, нужно знать историю, быть внимательным к деталям и владеть информацией.
В условиях военного времени более перспективным выглядит другой путь: культурно-антропологический анализ фейка по рассмотренным в статье трем пунктам: транслируемая эмоция, конкретизация угрозы, реальное действие, к которому призывает мем. Если анализ текста или картинки показывает, что транслируется эмоция страха и ненависти, угроза конкретизируется как русские или российское государство, а действие, к которому призывает мем, – убийство русских или свержение российской власти, перед вами фейк антирусской пропаганды, поскольку массы не могут проплатить целенаправленную кампанию по всем направлениям информационного пространства. Каждому, кто сталкивается с антирусской пропагандой в военное время, нужно понимать, что это манипуляция, и искать другие источники информации.
