Валентина Ветловская в книге о «Братьях Карамазовых» показывает необоснованность мнения Бахтина о диалогизме Достоевского. Диалогизмом Достоевского считается равноправие всех персонажей романа и отсутствие авторской точки зрения на происходящие в художественном времени события. Ветловская показывает, что это неверно. Голос автора в романах Достоевского звучит очень определенно. Достоевский использует разные художественные средства, чтобы подчеркнуть истинность каких-то мнений персонажей и скомпрометировать другие.
Анализируя речь Ивана о Великом Инквизиторе, Ветловская показывает, что Достоевский использует все имеющиеся у автора возможности, чтобы показать: Иван ошибается, его теории ложные. Читатель волен не соглашаться с этой позицией, отвергая весь роман целиком, но оставаясь в художественном универсуме романа, ей противопоставить нечего. К одной из таких скомпрометированных автором идей относится знаменитый тезис о слезинке ребенка.
Иван говорит брату Алеше, что ему не нужна мировая гармония, если в ее основание положена хоть одна слезинка хоть одного ребенка. Для доказательства жестокости бога, заставляющего страдать безвинных детей, Иван начинает с резкого отделения детей от взрослых, светлого мира детства от злого мира взрослых (прием, постоянно используемый впоследствии Крапивиным). Иван отказывается рассматривать страдания взрослых: они яблоко съели, ну и пусть страдают, это неважно. Посмотрим только на детей.
Достоевский опровергает это положение не словами Алеши, который никаких возражений не может придумать, а самим сюжетом романа. Взрослый Федор Павлович Карамазов – это самая отвратительная личность, которую можно представить. Иван исходит из того, что смерть такого мерзкого человека сделает мир чище и лучше. И однако же после смерти ужасного Федора Павловича жизнь не становится лучше: один его сын повесился, другой пошел в каторгу, третий сошел с ума. Автор еще раз опровергает Раскольникова и снова утверждает то, о чем говорит майор Гром новой инкарнации Раскольникова и Ивана Карамазова: людей убивать нельзя, никаких.